КАК Я ХОРОНИЛ ЛЕНИНА
Уже в первые годы Советской власти В.И. Ленин придавал огромное значение монументальному искусству. Зорко следил за мастерами художественного цеха страны и даже руководил их деятельностью последователь Ильича И.В. Сталин, не забывая и себя в искусстве. Вот почему при советской власти, особенно в послевоенные годы, в каждом уважающем себя районном центре непременно стояли два памятника — Ленину и Сталину. В селе Рогачеве, административном центре Коммунистического района, для двух памятников места, видимо, не нашлось. А может быть из-за экономии средств в трудные послевоенные годы было решено убить одним выстрелом сразу двух зайцев — уместить Ленина и Сталина на одном постаменте.
Памятник вождям установили в небольшом скверике у здания исполкома райсовета ( в последствии, после ликвидации Коммунистического района в 1958 году, там размещалась поликлиника, ныне располагается администрация Больше — Рогачевского сельского округа). В художественном исполнении памятник был интересным: бетонные вожди из серии «Ленин и Сталин в Горках» сидели рядом на бетонной скамейке и оживленно беседовали. Вокруг них была разбита цветочная клумба.
Памятник Ленину и Сталину. Точно такой же стоял в Рогачёво.
Памятник Ленину и Сталину. Точно такой же стоял в Рогачёво.А тот. что на снимке был в пос.Черноморский Краснодарского края!
(Спасибо за снимок Степановой Людмиле).
А вот нашёлся и Рогачёвский памятник. Плохо различим на снимке 1956 или 1957 года. Ребята на снимке, на фоне памятника, справа налево — Миша Муравьев, Вова Маковкин, Лёня Степанов, Коля Голихин.
Ход истории порой непредсказуем. На 20 съезде КПСС развенчали культ Сталина, 22 съезд в 1961 году пошел дальше и постановил снести все его памятники, а из административных и общественных зданий и помещений — убрать портреты. В одночасье площади, улицы, парки и скверы городов, поселков и сел нашей необъятной Родины лишились вождя и учителя всех времен и народов. И лишь в селе Рогачеве Ленин и Сталин продолжали сидеть на бетонной скамейке, обсуждая мировые проблемы. Но объятия вождей не спасли наш главный памятник от усекновения. Тяжелые молотки и зубила сделали свое дело — бетонного Сталина с трудом отсекли от Владимира Ильича. И как ни старались рабочие, как ни ни щадили они Ленина, оставить его нетронутым было невозможно. На месте единой скульптурной композиции остался обрубок скамейки и Ленин с испорченным боком и покалеченной рукой, висевшей в воздухе в неестественном положении. Не памятник, а — урод, который мозолил всем глаза и дискредитировал основателя нашего государства и партии. Но пришло время и покалеченный Ильич перестал пугать больных людей, пришедших на прием к врачам Рогачевской поликлиники. Еще несколько лет оставался на том месте осиротевший постамент, но, в конце концов , и его разобрали на кирпичи. И лишь клумба по — прежнему радует рогачевцев благоухающими цветами.
Эта история произошла осенью в первой половине восьмидесятых годов, тогда я работал председателем исполкома Больше — Рогачевского сельского Совета. Во второй половине дня ко мне в кабинет зашла жительница Красногвардейской улицы Анастасия Ивановна Сладкова и с порога объявила — Там среди мусора Ленин стоит! Я от неожиданности поперхнулся: «Какой Ленин, в каком мусоре?» — По переулку на стадион, где был сарай совхозного стройцеха, который от ветхости развалился и местными жителями был разобран на дрова, среди оставшегося мусора стоит памятник Ленину, тот самый, что был у поликлиники, — подробно уточнила посетительница.
«Час от часу не легче»,- подумал я и предложил Анастасии Ивановна показать находку.
Свернув к стадиону, через пару десятков метров я увидел на месте еще недавно стоявшего сарая среди щепы и прочей трухи и мусора всем знакомый силуэт. А пробравшись к нему и смахнув рукой пыль с головы, постарался припомнить каким был первоначальный Ленин там, на постаменте, и невольно сравнить с нынешним. Нынешний был мало похож на того: грубо и криво отесанные бока торса, отбитые уши и кончик носа. Видимо какой-то доморощенный скульптор попытался из сидевшего на лавочке Ленина вытесать бюст чуть ли не в метр высотой, но бюст явно не получился, вот и спрятали вконец испорченного Ильича в сарае.
— Подновить бы его, да и установить на прежнем месте,- посоветовала Анастася Ивановна.
-Что тут подновлять, памятник уже не восстановить.
-Тогда его надо перепрятать,- не унималась женщина.
— Я согласно кивнул головой. Вернувшись в сельсовет, позвонил директору совхоза Виктору Ивановичу Беспалову и объяснил ситуацию.
-Сейчас приеду и на месте все решим,- ответил он.
Войдя в кабинет, Виктор Иванович неожиданно спросил:
«В горком партии случайно не звонил?»
-Зачем?!
-Ну и правильно, а то замучают советами.
Стали думать, что делать с памятником.
-Закопать бы его на каком — нибудь пустыре,- предложил я. -Закопать — то не проблема, да вот беда — как на зло все экскаваторы у нас на ремонте.
В тот год за деревней Копытово через Яхрому был построен мост и я высказал мысль сбросить его в воду.
-Местные ребятишки будут купаться да нырять и разглядят что там на дне,- парировал Виктор Иванович и вдруг оживился, — мы ведь в Покровском закрыли карьер, он уже заболачивается и зарастает осокой, вот там его и надо захоронить. Директор тут же позвонил заведующему гаражом Николаю Осиповичу Бутрову и распорядился подогнать к сельсовету автокран и самосвал. Минут через двадцать машины были на месте. Водитель автокрана осмотрел уродливый памятник, без особых эмоций сделал из троса петлю, накинул ее на шею вождя и поставил бюст в кузов старенького самосвала. Мы с водителем ГАЗончика опрокинули памятник навзничь и поехали. Совсем недавно Красногвардейскую улицу дорожники отремонтировали, положив толстый слой асфальта, но обочины еще не отсыпали. Выезжая на дорогу, машина, как на трамплине, подпрыгнула, и от сильного толчка Ленин, вроде Ваньки — встаньки, неожиданно поднялся, заметно возвышаясь над низкими бортами кузова.
-Прощается с родным Рогачевом,- метко заметил водитель. Мы снова опрокинули бюст и я попросил шофера ехать поаккуратнее, чтобы не тревожить необычный груз. Подъехали к карьеру. Дна не было видно — внизу, метрах в семи, темнела вода, возле берега вырос рогоз. Водитель стал поднимать кузов, бюст поскрипывая, словно плача, заскользил по металлу, упал на крутой откос и медленно покатился вниз. У самой кромки воды он на секунду замер, словно решая: а стоит ли лезть в холодную воду? Потом качнулся и без брызг, тихо, как обиженный на весь мир, скрылся из глаз.
«Вот и похоронил Ленина — без цветов, без музыки, без салюта», — подумал я. На следующий год жарким летним днем, встретив Бутрова, я попросил у него машину съездить в Покровское и глянуть — не пересох ли карьер.
-Какой карьер,- усмехнулся Николай Осипович,- карьер рекультивировали и отдали нашим шефам — институту теплотехники. Теперь там раскинулось садовое товарищество.
Вскоре по каким-то делам мне пришлось заехать в Покровский сельсовет и от крыльца, глянув в сторону карьера, я разглядел садовые домики, изгороди и высаженные на участках фруктовые деревца. И тут неожиданно у меня в голове промелькнула шальная мысль: «А вдруг некий дачник задумает вырыть колодец и … наткнется на памятник. Вот уж поломает он голову — как туда попал Ленин?!» Валерий Лысенко.
Коллектив центральной конторы совхоза «Рогачёвский», 1976 год, во втором ряду четвертый справа директор совхоза В.С. Мослаков. В третьем ряду, второй справа автор нашей истории Валерий Лысенко.
Коллектив центральной конторы совхоза «Рогачёвский», 1976 год, во втором ряду четвертый справа директор совхоза В.С. Мослаков. В третьем ряду, второй справа автор нашей истории Валерий Лысенко. МИР! ТРУД! МАЙ!.. И ФЛАГИ.
В напряженные периоды сельхозработ первый секретарь Дмитровского горкома КПСС Владимир Александрович Новоселов в управлении сельского хозяйства проводил селекторные совещания, в которых участвовали руководители, главные специалисты, секретари партийных организаций колхозов и совхозов и председатели исполкомов сельсоветов. Состоялось такое совещание и в канун 1 Мая 1983 года. Кроме начала посевных и посадочных работ обсуждался еще и приезд в Дмитров второго мая первого секретаря Московского областного комитета КПСС Василия Ивановича Конотопа. А маршрут он выбрал не совсем удачный и самый длинный — через Рогачево. Под конец совещания Владимир Александрович вызвал меня и констатировал, что в деревнях Болше — Рогачевского сельсовета населением к празднику вывешено мало флагов и рекомендовал срочно исправить эту оплошность. Такой поворот событий меня не обрадовал. Ведь Конотоп должен проехать мимо Ивановского, Поповского, по Московской и Заречной улицам Рогачева, Подвязнова и Бунятина. Для праздничной расцветки, естественно, не всех, а хотя бы части домов, требовалось немалое количество флагов. А у меня в сельсовете их было штук десять — пятнадцать.
После окончания совещания я договорился с директором совхоза насчет машины, а сам чуть ли не бегом бросился в книжный магазин. К моему сожалению он был уже закрыт. Что делать? Побежал в деревню Лутьково к заведующей. Тамару Петровну Трофимову застал работающей на на приусадебном участке. Объяснил, что за забота привела меня к ней. Короче говоря, в магазине она безоговорочно выдала мне все сто имевшихся флагов, а я клятвенно пообещал ей утром третьего мая перечислить за них деньги.
Возле магазина меня уже ждала машина. Начать решили с Поповского и Ивановского. Хозяевам домов вручал флаги и просил непременно вывесить их, так как едет высокое начальство из Москвы. Если дома никого не было, просовывал флаг в дверную ручку — домочадцы явятся и догадаются что к чему. В Поповском владелец большого и опрятного дома, получив от меня полотнище, категорически заявил: -Давай второй, я повешу их с обеих сторон. Один флаг вешать не буду.
Пришлось удовлетворить его патриотическое желание. За этот вечер мы с водителем объехали все четыре деревни, Московскую и Заречную улицы я решил обойти с утра первого мая. Если в деревнях близких знакомых у меня не было, то в Рогачеве все обстояло немного иначе. Получая флаг, такой знакомый кивал головой, мол не беспокойся, вывешу, а пока заходи в гости. Требовалось немало усилий чтобы преодолеть их настойчивость. Однако отказаться от приглашения нашего учителя рисования и черчения Алексея Семеновича Артемова не смог. Пришлось сесть за праздничный стол. После третьей рюмки спохватился и приказал себе: «Стоп, дела надо делать!»
Московская улица наконец закончилась, началась Заречная и почти сразу с препятствия — одноклассник Николай Махлин, получив флаг, предпринял попытку заманить меня к себе. Вежливо отказался. Вот и последний дом. А там, у калитки, как будто специально поджидая меня, стоял давний школьный знакомый Александр Нефедов, которого я не видел лет десять. отбиться от его настойчивого приглашения оказалось гораздо труднее… Домой я возвращался задворками.
Утром второго мая пассажиров в автобусе было мало. Я сидел у окна и рассуждал: «Конотоп будет проезжать территории семи сельсоветов, а в них по трассе наберется до двадцати сел и деревень, и из всех этих территорий Новоселов выбрал наш сельсовет! Но вряд ли там флагов больше, чем у нас». Вообще-то к этому надо привыкнуть: как какое учение по линии военкомата или Гражданской обороны, так начинают обязательно с Рогачева, с проверками — в Рогачево, по любому вопросу нас вниманием не обделяли. Короче говоря, и в этот раз Рогачево было выбрано не иначе как по инерции. А глядя в окно, я невольно обратил внимание на то, что на трассе нет инспекторов ГАИ. Бросить на произвол судьбы первого секретаря МК КПСС!- в уме не укладывалось. Неужели мои хлопоты были напрасными? Приехав в исполком горсовета, я узнал, что В.И. Конотоп у же в Дмитрове и встречается с аппаратом горкома партии. А приехал он, естественно, по Дмитровскому шоссе. Что и следовало ожидать.
Вскоре началось совещание. Чему оно было посвящено, сказать не могу — в памяти не запечатлелось. Видимо, посевным и посадочным работам, да благоустройству на селе. Интересен такой факт: Василий Иванович в ходе совещания поинтересовался кто командует в Рогачеве. Я, и сидевший со мной секретарь парткома совхоза «Рогачевский» Леон Георгиевич Ботнарь, встали. Конотоп удовлетворительно кивнул головой и пожелал нам плодотворной работы.
Все — таки мимо Рогачева не проехал,- промелькнуло у меня в голове. А Ботнарь слегка толкнул меня и прошептал: «Такого количества флагов в наших деревнях я еще не видел».
Если по большим праздникам мне приходилось отправляться в Дмитров, то я, вспоминая те дни, обращал внимание на мои флаги и скажу: они прослужили сельским жителям как минимум лет пять — семь.
БУДУ СТАЛИНЫМ!
Первое сентября 1953 года выдалось солнечным и теплым. что всем прибавило настроения — ведь с этого дня мы стали первоклассниками. Со своим другом и соседом Славкой я весело спешил в школу, размахивая легким клеенчатым портфелем, который года три честно служил другому ученику. На новый портфель у родителей не было денег. А легким он был потому, что «Букварь», «Арифметику» и две тетради мы получим в классе — их купила учительница на собранные у родителей деньги. В то время ни учебников, ни даже тетрадей в свободной продаже не было — страна еще не оправилась от недавней войны и многое было в дефиците.
И первое сентября тогда проходило без особых торжеств. Может быть в городах начало учебного года оглашалось звуками горна, барабанной дробью и первым звонком, а вот на селе все было буднично и просто. Помнится, скромные доморощенные букетики цветов для первой учительницы принесли только две или три девочки. А горна или барабана в нашей начальной школе не было, хотя пионерский отряд существовал и носил имя Павлика Морозова. Тогда основным ритуалом для первоклассников было знакомство с учительницей, а ее мы и так все хорошо знали, но главное — мы должны были четко ответить на вопрос Веры Васильевны кем бы мы хотели стать. И вот нас рассадили по местам, а рассадив и добившись тишины, Вера Васильевна дала задание третьеклассникам, занимавшим соседний ряд, и наконец-то обратилась к нам с заветным вопросом. Ответы были не менее заветными: девочки, как одна, хотели стать либо врачами, либо учителями, два мальчика,сидевшие впереди меня, как на зло мечтали стать летчиком и моряком. А летчиком или моряком хотел стать и я, но после их ответов такое желание вдруг пропало — ведь не могут же все идти в летчики и моряки. И пришлось мне выбирать не менее героическую профессию, а такая нашлась — танкист.
Дошла очередь и до моего друга. Я еще подумал: «А кем хочет стать Славка?» Почему меня это заинтересовало, сказать не могу. Наверное все-таки ожидал, что этот тихий и незаметный мальчик сейчас что-то ляпнет. И вот Славка чинно встает из-за парты и с гордостью громко объявляет: «Сталиным!»
Первое сентября 1953 года выдалось солнечным и теплым. что всем прибавило настроения — ведь с этого дня мы стали первоклассниками. Со своим другом и соседом Славкой я весело спешил в школу, размахивая легким клеенчатым портфелем, который года три честно служил другому ученику. На новый портфель у родителей не было денег. А легким он был потому, что «Букварь», «Арифметику» и две тетради мы получим в классе — их купила учительница на собранные у родителей деньги. В то время ни учебников, ни даже тетрадей в свободной продаже не было — страна еще не оправилась от недавней войны и многое было в дефиците.
И первое сентября тогда проходило без особых торжеств. Может быть в городах начало учебного года оглашалось звуками горна, барабанной дробью и первым звонком, а вот на селе все было буднично и просто. Помнится, скромные доморощенные букетики цветов для первой учительницы принесли только две или три девочки. А горна или барабана в нашей начальной школе не было, хотя пионерский отряд существовал и носил имя Павлика Морозова. Тогда основным ритуалом для первоклассников было знакомство с учительницей, а ее мы и так все хорошо знали, но главное — мы должны были четко ответить на вопрос Веры Васильевны кем бы мы хотели стать. И вот нас рассадили по местам, а рассадив и добившись тишины, Вера Васильевна дала задание третьеклассникам, занимавшим соседний ряд, и наконец-то обратилась к нам с заветным вопросом. Ответы были не менее заветными: девочки, как одна, хотели стать либо врачами, либо учителями, два мальчика,сидевшие впереди меня, как на зло мечтали стать летчиком и моряком. А летчиком или моряком хотел стать и я, но после их ответов такое желание вдруг пропало — ведь не могут же все идти в летчики и моряки. И пришлось мне выбирать не менее героическую профессию, а такая нашлась — танкист.
Дошла очередь и до моего друга. Я еще подумал: «А кем хочет стать Славка?» Почему меня это заинтересовало, сказать не могу. Наверное все-таки ожидал, что этот тихий и незаметный мальчик сейчас что-то ляпнет. И вот Славка чинно встает из-за парты и с гордостью громко объявляет: «Сталиным!»
Все первоклассники на мгновенье замерли, стихло всякое шушуканье и среди учеников третьего класса. Можно было заметить легкую растерянность на лице опытной учительницы. Через несколько секунд замешательства оба класса закатились в хохоте и то тут, то там послышалось: «Сталиным, Сталиным!» В марте того года неожиданно умер наш любимый вождь и учитель. Его смерть долго и горько оплакивали, и даже через полгода имя великого Сталина чуть ли ни каждый день с трепетом и почтением повторяли по радио. Вот и втемяшилось моему соседу в голову абсурдная мысль заменить незаменимого и бессмертного вождя.
Не помню, как разрешилась эта ситуация, только Славку еще несколько лет кто-нибудь из ребят да и кликал Сталиным, которым он, конечно, не стал. А стал он высококвалифицированным газоэлектросварщиком и приложил свою руку, вернее, горелку или электрод к строительству многих жилых домов, промышленных, сельскохозяйственных и культурных объектов. Его портрет помещался и на ведомственную, и на районную доски почета. Кстати, никто из десяти учеников нашего первого класса не стал ни летчиком, ни моряком, ни танкистом, ни учителем. А врачом стал лишь один ученик. И еще. Если бы не Славкино абсурдное заявление, то, пожалуй, первое сентября 1953 года, например, для меня, совершенно выпало бы из памяти. А так…
Не помню, как разрешилась эта ситуация, только Славку еще несколько лет кто-нибудь из ребят да и кликал Сталиным, которым он, конечно, не стал. А стал он высококвалифицированным газоэлектросварщиком и приложил свою руку, вернее, горелку или электрод к строительству многих жилых домов, промышленных, сельскохозяйственных и культурных объектов. Его портрет помещался и на ведомственную, и на районную доски почета. Кстати, никто из десяти учеников нашего первого класса не стал ни летчиком, ни моряком, ни танкистом, ни учителем. А врачом стал лишь один ученик. И еще. Если бы не Славкино абсурдное заявление, то, пожалуй, первое сентября 1953 года, например, для меня, совершенно выпало бы из памяти. А так…